Жительница Кохтла-Ярве с непростой судьбой, 82-летняя хористка, староста хора «Зоренька» Людмила Ивановна Людэ — наш сегодняшний собеседник.

— Вы сказали, что отца своего никогда не видели-не знали?

— Да, мама была беременна мною, когда папа ушёл на фронт – сразу же в начале Великой Отечественной войны, в 1941 году. А я родилась 2 марта 1942 года. Он погиб, 25 июля 1944 года, похоронен на Украине, в Закарпатье, село Виноград. Пришла похоронка, но тогда же узнала мама об этом и из письма папиного товарища, однополчанина – они вместе сражались в том бою. А года два тому назад внучка Катя через Интернет нашла в архиве документы – всё сходится: и когда папа погиб, и где похоронен. Так что видела папу только на фотографии. Мама больше замуж не вышла – осталась верна мужу (очень его любила). Сколько я помню, к нам никогда не заходил ни один мужчина, и всегда после работы, всегда в 6 часов вечера, мама приходила домой. Работала начальником отделения связи. Была уважаемым человеком в селе. Одна растила-воспитывала нас с братом, он старше меня на 1 год 10 месяцев. И всегда говорила мне: «Никому и никогда не завидуй». Жили мы тогда в Ивановской области. В нашем селе Спас-Заборье была 7-летняя школа, которую я окончила, а потом ещё два года, 8-9 класс, училась в школе в соседнем селе, в 6 километрах от нашего Спас-Заборья. Так что в день, в любую погоду, мы, ученики, проходили пешком, туда-обратно, 12 километров. Зимой и летом. Затем в городе Кинешма поступила в училище, где получила профессию прядильщицы. Восемь лет работала на прядильно-ткацкой фабрике и выполняла от горкома комсомола общественную работу – пионервожатая в дворовых отрядах. Училась в вечерней школе – получила среднее образование. Поступала в медучилище, вроде бы меня приняли, но к 1 сентября, как выяснилось, меня в списке зачисленных не оказалось. Директор нашей 7-летней школы пригласил меня работать пионервожатой – мне эта работа очень нравилась: активная, энергичная – всегда с детьми. В родном селе была и моя свадьба. Выходила замуж по любви, но брак не был счастливым: через 7 лет мы с мужем развелись. От этого брака у меня дочь, ей в августе будет 58 лет.

— Эстония, как она появилась в вашей жизни?

— (Улыбается.) Случайно, хотя и утверждается, что ничего случайного в этом мире не бывает. Приезжала в санаторий в Пярну, где жила в одной комнате с Аллой из Обнинска, она встречалась с мужчиной, который за три дня до нашего с Аллой отъезда из санатория (заканчивались наши путёвки), спросил меня: «Можно, если мы с другом, очень хорошим, придём завтра вечером на чай». «Приходите», — ответила ему я. Когда они пришли на чай, то при виде Бориса во мне ничего не ёкнуло: пришёл, ну пришёл. Попили чай, и наши гости предложили пойти на танцы, пошли на танцы, а потом погуляли по парку. До этого я никуда, кроме как в столовую и на лечебные процедуры, не ходила: была стеснительная — деревенская. Вот так (наверное, это судьба) я и познакомилась с Борисом, моим будущим, вторым, мужем. На следующий вечер санаторий для всех отъезжающих отдыхающих, у которых завершалась смена, устроил прощальный вечер в ресторане, на берегу моря, куда пришли и мы вчетвером. На третий день нашего с Борисом знакомства мы с Аллой уезжали, они пришли на вокзал нас проводить. Борис оставил о себе хорошее впечатление. Я поняла, мне нравится этот мужчина. Весь год мы с ним переписывались, разговаривали по телефону (тогда ведь мобильных телефонов не было), заказывали эти разговоры-переговоры на переговорном пункте по междугородней линии. Или он их заказывал, или я. Я тогда жила в селе (и так как связь у нас была плохая), ездила в город Кинешму, за 40 километров от нашего села. И тогда, когда Борис заказывал переговоры, или же я сама ездила туда их заказывать, как и разговаривать. Однажды он попросил: «Можно, я приеду дней на 10, у меня отпуск». В конце мая он приехал ко мне в гости и (улыбается) сделал предложение руки и сердца. И по письмам, и по разговорам по телефону, и когда он приезжал ко мне в отпуск, поняла: это хороший, надёжный человек. А потом мне позвонил его отец, сказал, что Борис получил комнату, мы уже сделали там ремонт — все ждём тебя, вместе с дочерью. В октябре 1973 года переехала в Эстонию. Одну неделю мы жили у родителей Бориса, а потом уже в своей комнате – 18 квадратных метров, с печным отоплением. В Кохтла-Нымме… Работала на заводе железобетонных изделий 25 лет, в столярном цехе. Награждена медалью «За трудовое отличие». С завода ушла на пенсию, но потом ещё в течение 10 лет работала в своём доме дворником. Мне было уже 79 лет, когда я (улыбается) полностью ушла на пенсию.

— Фамилия Людэ – фамилия мужа?

— Его, Бориса. Он по национальности эстонец, но никаких национальных вопросов-проблем между нами никогда не возникало. Хорошо меня приняли и его родственники (у родителей Бориса – смешанный брак: отец эстонец, а мама русская). Муж был шахтёром, работал в шахте «Кохтла» в течение 24 лет. Очень хозяйственный человек – во многих домашних делах помогал мне, прекрасно готовил – даже пёк изумительные пироги, и свой любимый – с лимоном. Вместе мы прожили 21 год. У нас родились два сына. И моя дочь для него была как родная. Но свет померк в 1994 году – умер Борис, ему было 49 лет. У него в 40 лет был первый инсульт, но от болезни он тогда полностью не отошёл – был на группе, хотя всё время хотел-рвался работать, но… Работаю на работе, а сама вся в тревоге, думаю: вдруг куда-то пошёл, вдруг потерял сознание где-то на улице, упал, и никто не подойдёт, подумают, что пьяный валяется, хотя он никогда не выпивал (разве что рюмочку в компании по большим праздникам), не курил. А через 9 лет (ещё двух микроинсультов) случился обширный инсульт. Из дому его на скорой увезли в больницу, где он, не приходя в сознание, умер. Было время, как и после смерти мужа, когда я одновременно работала на двух работах – хотела, чтобы у моих троих детей было всё необходимое. Да и потом, в связи с большой безработицей, сыновья не могли найти работу. А в 2005 году пришло ещё одно большое горе – умер старший сын. Заболел, к врачу обращаться не стал, переносил болезнь на ногах – а потом уже оказалось поздно: воспаление лёгких, отёк лёгких. Его не спасли: ему был 31 год. Осталась внучка София, ей сейчас 21 год. А ещё раньше, в 1989 году умер мой брат. Ему было тоже 49 лет, как и Борису. И его тоже звали Борис. Младшему сыну сейчас 46 лет, он работает консультантом в реабилитационном центре для наркозависимых и учится, уже на третьем курсе, в Санкт-Петербурге, Российском государственном педагогическом университете имени А. И. Герцена, на факультете «Психология» (его жена только что получила диплом, причём красный диплом, Псковского государственного университета, училась тоже на заочном отделении). До этого, сначала окончил 12 класс вечерней школы и сразу поступил учиться в университет. Сын в детстве был хороший ребёнок, но связался с не теми друзьями — и чтобы не быть слабаком, тоже стал употреблять наркотики. С баловства перешёл на тяжёлые наркотики. Это был для меня после смерти мужа очередной удар – страшное горе. Разрывалось сердце, глядя на угасающего сына, как и от моей беспомощности, что я не могу ему помочь, хотя он всегда говорил: «Мама, я сам справлюсь». И справился: сын оказался сильным, волевым человеком – 10 лет тому назад смог одолеть эту беду, помогает и другим победить наркозависимость. Но, к сожалению, тех двух его друзей, с которых всё начиналось, уже давно нет на этом свете. У сына трое детей.

— Когда и как встретились с песней?

— (Улыбается.) В раннем детстве. Сколько помню себя – столько и пою. Сначала в школьном хоре, затем в молодёжном фабричном хоре, а потом уже здесь, в Кохтла-Ярве: в ноябре этого года будет 35 лет, как пою в «Зореньке». Хотя пою (улыбается) не только в хоре, но и дома, во время домашней работы, например, бельё глажу и пою. Бывало-бывает слёзы из глаз льются, а я пою. Хотя, конечно, пела не всегда. Когда произошли эти невыносимые горькие потери – песни исчезли, петь совершенно не хотелось, тем более 40 дней после похорон, да и потом. Но все вокруг – и родственники, и хористки, и знакомые – говорили: если Господь дал тебе такой голос, ты не можешь его хоронить – и дальше должна радовать людей своим пением. И я возвращалась в хор, хотя и через силу. Но, как ни удивительно, именно песня помогала жить здесь и сейчас, выводя из горя и боли. Хотя и утверждают, что время лечит, нет, оно не лечит – просто боль уходит глубоко в душу, рубцует её, заставляя принять эту горькую данность. Почти все эти годы и в хоре «Зоренька» я пела в первых голосах, но в последние 4 года – во вторых, так случилось, что у нас в хоре стало мало вторых голосов, и наш руководитель-аккомпаниатор Павел Игнатьевич Смирнов попросил меня перейти на пение вторым голосом, тем более, что я быстро запоминаю партии. Пришлось переучиваться – с первой партии на вторую. В том числе и ранее исполняемых песен. Переучиваться же гораздо труднее, чем сразу петь новую, которая быстрее запоминается. А красивый голос – это от мамы, она очень хорошо пела.

— Планируете ли уходить из хора?

— Нет. Как же без него жить дальше. Вообще-то, ранее у нас в хоре был возрастной ценз – 80 лет. И я, в свои 80 лет, сказала Павлу Игнатьевичу: «Если нужно, я уйду – может, у вас есть ко мне какие-то претензии, я прекрасно понимаю, что я человек пожилой, может, уже не вписываюсь в хор и кого-то помоложе примете на моё место». Но он ответил: «Никакого возрастного ценза не будет. Уходить не надо, пойте – сколько хотите, пока позволяют силы и здоровье». И девочки-хористки мне тоже говорят: «Людмила Ивановна, не уходите». Да и мне самой уходить не хочется, ведь это ещё и общение. Возможность быть в ритме, как и дисциплинированности: 2 раза в неделю надо ходить на репетиции, а ещё выступать на фестивалях и концертах. Обычно такая активность хора продолжается до Яанова дня, а потом — каникулы. Где-то до августа. Хорош хор и тем, что не даёт угасать памяти – надо учить слова новых песен. Репертуар у нас очень большой. Поём русские народные песни, как и лирические. Исполняем уже и одну песню на эстонском языке. Наш традиционный отчётный годовой концерт прошёл в апреле, с большим успехом. Сегодня в «Зореньке» 15 человек, из старого состава одна я осталась. Много приходит желающих петь в хоре, но не у всех получается. Ведь мы не просто поём, не как застольные песни, а по соответствующим законам хорового пения. Так что не все новички приживаются – большинство уходит. Ждём тех, у кого есть музыкальный слух, а не просто хороший голос.

— Песня для вас — все эти годы, её значение?

— Это целая жизнь, желание жить – продолжение жизни. Это радость и счастье. Это лекарство от горя и боли. Песня помогает мне жить. А ещё, как я уже сказала, и общение, ведь наш хор – как семья. Здесь делимся своими радостями и бедами, поздравляем-празднуем дни рождения и юбилеи, например, на юбилей дарим букет цветов, подарок, устраиваем чаепитие. И, конечно, поём песни. Хор у нас очень сильный и очень дружный. Безусловно, в этом главная заслуга Павла Игнатьевича Смирнова, он замечательный руководитель и аккомпаниатор. Профессионал. Уже 27 лет является руководителем-аккомпаниатором «Зореньки». Выступаем не только в нашем родном Кохтла-Ярве, но и в разных городах Эстонии, например, в Маарду (на их знаменитой Сорочинской ярмарке), в Пярну (на фестивале национальных меньшинств), в Нарве, Таллинне… Раньше часто выступали и за границей, не только с концертами, но и участвовали в фестивалях-конкурсах. Особенно часто в России: Санкт-Петербурге, Великом Новгороде… Нередко получали награды. Выступления с концертами – это всегда большая радость, хотя и большое волнение: всегда ведь хочется выступить как можно лучше. Без концертов, без сцены, невозможно жить хору. Нас всегда очень хорошо принимали-принимают – и это радует. Как и радуют многочисленные добрые отзывы о нашем хоре.

— Но вы же ещё и староста хора?

— Где-то уже 10 лет.

— Каковы ваши обязанности?

— Если коротко, то это помощник руководителя хора, (улыбается) своего рода связующее звено между руководителем и хором, как и между хористами. За все эти годы, почти 35 лет, никогда ни с кем не ссорилась, никогда ни с кем не конфликтовала. Я привыкла молчать. Может мне иной раз что-то не нравится, но я это молча проглочу. И всё. Вообще-то, хор – это своего рода целая жизнь.

— Вам 82 года – вы не скрываете свой возраст – и жизнь была не из лёгких, но выглядите значительно моложе своих лет. Если не тайна, в чём секрет?

— Ни тайны, ни секрета нет. Никогда не пользовалась никакой косметикой, за исключением выступлений хора: необходимо в таких случаях подкраситься – губы, глаза. Моложавость — это по генам, от мамы. Она всегда очень хорошо выглядела — моложе своих лет. Мама доживала здесь, у меня. Умерла в 2010 году, на моих глазах. Ей было 93 года, но в последние 10 лет очень сильно болела – даже не узнавала меня. Деменция. Ухаживать за ней, когда я была в саду-огороде, помогала соседка – разогреет еду, покормит её. Я тогда работала дворником, так что сама присматривала за ней. Нет, отдать маму в Центр по уходу, хотя мне это предлагала и наш семейный врач, я не могла, – не могла так поступить с мамой.

— Насколько мне известно, вы же до сих пор ещё трудитесь в саду-огороде?

— С удовольствием этим занимаюсь в течение многих лет, с 1982 года. И не только потому, что это хорошая прибавка к столу (по-прежнему делаю различные заготовки на зиму), но эти встречи с природой исцеляют, дают силы – продляют жизнь. Отвлекают от всяческого негатива. Земля, она же питает энергией. Обычно работаю без перчаток – хочется трогать землю вживую. Да и привыкла так, ведь в детстве, в селе, всегда работали без перчаток. Вот только что выписалась из больницы, и сразу же, на следующий день, поехала на огород (улыбается) поправлять здоровье. В нашем садовом товариществе (находится в районе Кохтла-Нымме, деревне Рооду) не только мой участок – 9 соток, но почти рядом ещё два – и внучки, и дочери.

— Действительно ли, как утверждают ваши подруги, в вашем саду-огороде нет нигде ни травинки, даже в бороздах?

— (Улыбается.) Стараюсь. Очень хочется, чтобы был порядок, чтобы было красиво, чтобы было приятно приходить туда.

— Это же такой большой труд?

— (Улыбается.) Но этот труд в радость.

— Каким культурам отдаёте предпочтение?

— Выращиваю всё необходимое. Это лук, чеснок, свекла, капуста, морковь, кабачки, редис, петрушка… Есть теплица и два парника – с помидорами, огурцами, перцем. Растут плодовые деревья, ягодные кусты. И много цветов – многолетники, однолетники. И, конечно же, мои любимые астры, милые и жизнелюбивые, хотя все цветы по-своему прекрасны. Те же незабудки, ромашки, пионы, ирисы…

— Возникало-возникает ли у вас чувство всё бросить и просто отдыхать на пенсии, как это делают другие?

— Наверное, это не для меня. Обычно, когда человек уходит на пенсию, закрывает все окна-двери в мир, оставаясь в четырёх стенах. Жизнь становится однообразной, неинтересной, порождая большой стресс, апатию, а то и депрессию. А чтобы и на пенсии жизнь продолжалась, по-прежнему очень хотелось жить, надо какое-то занятие, хотя бы чем-то заниматься – были какие-то каждодневные заботы и цели, требующие движения, делания, а не просто изо дня в день сидеть в кресле или лежать на диване и смотреть телевизор. Такое не для меня. Вот и хор, например, для меня это какая-то жизнь, живая, реальная жизнь – не только наполняет светом душу и голову, но и заставляет по-прежнему жить в динамичном ритме-темпе. Как и работа в саду-огороде. И для меня, пенсионерки, да ещё в таком возрасте, это очень важно. Нет однообразия, да и скучать некогда. Детям докучать не хочется, внуки уже большие, а правнуки – всегда с удовольствием за ними присматриваю. Когда болеют, всегда находятся у меня.

— Если итожить, то жизнь, на ваш взгляд, что это такое?

— Жизнь, какой бы она ни была, — это счастье. Её всегда надо любить, даже тогда, когда, казалось бы, жить невыносимо, когда по лицу бегут слёзы. Ведь само по себе родиться на свет – это чудо, счастье, как и сама жизнь — чудо, счастье. Так что надо пронести свой жизненный крест до конца, пронести благодарно, со смирением — достойно. Не упасть, не сломаться. Но жизнь – это и продолжение рода. Уходишь, а на этом свете остаются твои корни, твоё продолжение: не только дети, у меня 4 внучки, внук и 3 правнука. На сегодня наша всеобщая радость и счастье, наше солнышко, – Варвара (дочь сына), ей в августе будет 3 годика… Смерти я не боюсь, но ещё хочется пожить, ведь жизнь так интересна, так красива. Хочется ещё многое увидеть-узнать – что там, впереди, в том числе и в мире. Всегда благодарю Бога, что подарил мне жизнь на этом прекрасном свете.

Антонина Васькина

Фото автора