Недавний начальник по безопасности детского подразделения Вируской тюрьмы, а ныне директор Кохтла-Ярвеского дома творчества школьников Роман Рикас – наш  сегодняшний собеседник.

– До начала нового учебного года остаётся совсем мало времени, готов ли ваш Дом к нему?

– Да, в полном объёме. В частности, все наши 18 кружков (вместе со своими преподавателями) приступят к занятиям. Наш штат укомплектован полностью.

– Означает ли это, что проблема с кадрами не возникла только потому, что переход на эстонский язык обучения нынче не затрагивает школ по интересам?

– Отчасти. В основном все в нашем коллективе работают в течение многих лет. Да и вообще текучесть кадров, как таковая, отсутствует. Все наши работники понимают и то, что переход на эстонский язык обучения скоро дойдёт и до нас – школ по интересам. Так что в конце прошлого учебного года, когда я пришёл сюда работать, мы сами начали мягкий переход на эстонский язык. И к тому времени, когда школы по интересам будут включены напрямую в эту реформу образования, все наши работники выучат эстонский язык. Верю, у нас всё получится.

– Смогли ли за это время – почти четыре  месяца – освоиться-прижиться в новом коллективе?

– Абсолютно, благодаря поддержке коллектива, но (улыбается) испытательный срок – 4 месяца – ещё продолжается. Я рад, что пришёл в этот коллектив, в эту атмосферу. Здесь  могу применить свои знания, свой опыт. Хотя, конечно, много нюансов. Добавился, значительно расширившись, и круг общения, по сравнению с тюремной системой – она там очень закрытая, ограниченная. Мне очень нравятся традиции Дома творчества. В том числе и то, что здесь ни о ком не забывают. В частности, поздравляют всех работников с днём рождения. Успели после педсовета, в конце прошлого учебного года, сделать выезд на природу (в лес, на озеро) всем коллективом, кто смог поехать, – пообщаться в неофициальной обстановке. 

– Коллектив, вашими глазами?

– Дружный, творческий, целеустремлённый, ответственный, трудолюбивый. Уже первое знакомство с коллективом –  те, кто был в это время на работе (кружки работают в разное время) сразу произвело очень хорошее впечатление – все преподаватели горят своим делом.

– Свой первый рабочий день помните?

– Даже в мелочах. Это же было совсем недавно – 3 мая. Проходила передача имущества, множества бумаг, печати, подписи (дигитально и вручную). И знакомство-общение с работниками.

– Кстати, как вас здесь встретили?

– (Улыбается.) Тепло, радушно. Такое чувство, что меня здесь ждали. И это важно: сразу получить такие позитивные эмоции и поддержку. Надеюсь: это было искренне. Важно и то, что я пришёл работать в знакомую мне сферу. Приятно то, что  и дети, и учителя – радостные и на своём месте находятся. Хочу верить: каждый ребёнок нашёл для себя тот кружок, который ему по душе, что всё-таки именно дети выбирают, куда им идти, а не только родители. Родители дают им возможность самостоятельно решить: где они должны быть, где им приятнее быть, чем заниматься. В Доме творчества с обеда до вечера и даже по выходным работают какие-то кружки, что мне очень нравится, – всё время в его стенах идёт жизнь. Охват детей не ограничен – на устраиваемые различные мероприятия могут прийти и те дети, которые не являются нашими учениками, как и принять участие в играх. Мы всегда рады гостям-друзьям.

– Ваша семья – жена и дети – восприняла новую должность с одобрением?

– Жены и детей у меня ещё нет.

– Но сердце ваше занято?

– (Улыбается.) Не занято.

– Значит, вы в активном поиске своей половинки?

– (Улыбается.) Не совсем в активном, на сегодня для меня приоритет №1 – всё же, работа, обретение стабильности на новом месте. Тем более, что я обретаю стабильность заново.

– На работу в тюрьму пошли сразу после школы?

– Не сразу. Окончив Кохтла-Ярвескую Ярвескую русскую гимназию, поступил учиться в Таллиннский технический университет, выбрал политическое направление (так как в школе самым любимым предметом было «Обществоведение» – всё, что связано с правами человека, законами) – «Общественное управление и наука о государстве», но ушёл оттуда после первого триместра, понял: это не моё. И вот тогда кандидировал на работу в Вирускую тюрьму охранником – самая первая ступенька в тюремной системе для тех, кто носит форму с погонами (одним полагается форма, а другим –  не полагается). Проработав там несколько месяцев, моя начальница в беседе со мной сказала: чем идти учиться 9 месяцев работе охранника (чему я в какой-то мере уже научился на практике), лучше получить высшее образование, чтобы идти дальше по карьерной лестнице в тюремной системе. Но я и  сам стремился получить высшее образование. В 2016 году подал документы в Академию внутренней безопасности и был принят. Учился на дневном отделении, на эстонском языке (на курсе я был единственный русскоязычный), в Таллинне, 5 дней в неделю, а на выходных – каждые два дня – приезжал в Кохтла-Ярве и работал в Вируской тюрьме. И это была не практика, а обычная работа, что способствовало успешной учёбе: теоретические знания обогащались практическими. Каждый год (учёба продолжалась три года) мы, студенты, проходили практику, по несколько недель, в разных тюрьмах Эстонии. Учиться было нелегко, были и те, кто не выдерживал, бросал.

– Вы всё выдержали?

– (Улыбается.) Мне нравится преодолевать сложности. Была очень сильная внутренняя мотивация. Да и сама учеба – очень интересная (всегда хотел изучать право, психологию – и всё это оказалось в академии): помимо теории, как я уже сказал, – много практики в реальной среде – исправительных учреждениях. Полученные знания помогали быстро разбираться в людях и быстро принимать решения… После успешного окончания академии последовало продвижение по карьерной лестнице, причём не на следующую ступеньку, а даже через  ступеньку – получил погоны инспектора, инспектор-контактное лицо.

– Должностные обязанности, каковы они были?

– Инспектор-контактное лицо принимает прибывшего в тюрьму отбывать наказание заключённого, беседует с ним, оценивает все его риски, что привело к преступлению, составляет программу реабилитации до конца вынесенного судом срока наказания (у каждого – он свой, исчисляемый месяцами, годами или же пожизненно), а также отслеживает  выполнение этой программы. В частности, отправляет на работу, учёбу (в том числе и эстонского языка), на прохождение различных социальных программ – чтобы эти риски совершения нового преступления постепенно, со временем, снижались-исчезали, чтобы, выйдя из тюрьмы, он мог начать новую жизнь – без возврата в тюрьму. Заключённый не должен отстать от реальной жизни.

– То есть, и в тюрьме жизнь продолжается, как и развитие человека?

– Да, в тюрьме заключённые могут работать, учиться, заниматься спортом, креститься, жениться, разводиться, ходить на приём к врачу, осуществлять покупки в магазине (делают заказ электронно, а приносят покупки работники магазина)… Тюрьма – это маленькое государство за высоким забором – там всё есть: магазины, спортзал, спортплощадка, даже парник…  Обязательно развитие должно быть, иначе после освобождения из тюрьмы ничего не изменится, поэтому должны  быть положительные изменения, и над этим надо работать – над чем и работает заключённый в течение срока отбытия наказания в тюрьме – месяцы или годы.

– Не относится это лишь к тем, кто осуждён пожизненно?

– Почему же. И с ними проводится такая же работа, ведь у них тоже есть право на условно-досрочное освобождение из тюрьмы через определенное время – ходатайствовать об этом. Да и заключённые пожизненно (совершившие особенно тяжкие преступления, как и рецидивисты) не сидят целыми днями в камере, у них почти такой же распорядок дня, как и у других заключённых, – они работают, учатся, занимаются спортом… У большинства есть цель: через какое-то количество лет выйти на свободу, но есть и те, кто этого не хочет…

– В вашей практике были ли такие заключенные, осуждённые на пожизненный срок, которые смогли условно-досрочно освободиться из тюрьмы?

– Были, точнее, это значится в хронике Вируской тюрьмы.

– Принимая очередного заключённого, тяжело ведь сидеть напротив – не в гости же пришёл: копаться в чужой изломанной душе?

– Конечно, тяжело. Но в моей практике был всего один человек, который не был готов к сотрудничеству – не считал нужным это делать, даже не хотел разговаривать. Большинство заключённых хотят говорить, потому что это в их интересах: чем больше они расскажут, чем больше признаются и покажут внутреннюю мотивацию, тем больше шансов, что срок пройдёт быстрее и освободятся раньше, в том числе и условно-досрочно, с учётом и занятий по всем предлагаемым программам реабилитации. Сейчас тюрем лагерного типа нет, все они – камерного типа. В камерах находятся по одному-два заключённых.

– По-человечески, не страшно было работать в тюрьме?

– В 19 лет, когда пришёл работать в тюрьму, не боялся, может, просто с лёгкостью  к этому относился. Я знал, если буду бояться – это будет видно. Наоборот, показывал, что никого не боюсь. Если бы показал, что боюсь, у меня ничего не получилось бы – ушёл бы с работы в первый же месяц.

– Вам угрожали?

– Однажды. Словесно.

– Все работают на территории тюрьмы?

– Те, кто отбывает срок в тюрьме закрытого типа, находящейся на огороженной забором территории, работают там же, а те, кто в открытой тюрьме (это здание расположено, так сказать, вне забора – там заключённые сами свободно ходят на работу, учёбу, в магазины, церковь, к родственникам – они, показав себя с хорошей стороны, находятся как бы в полном доверии. Обычно такой режим предоставляется незадолго до освобождения из тюрьмы. Уточню: есть тюрьма закрытого типа, а есть и открытого типа. Все (осуждённые судом) поступают в закрытую тюрьму, а в открытую – это уже решает тюрьма – как способ исправления. Каждый заключённый через какое-то время может сам  ходатайствовать об этом. Когда я  работал инспектором, при поступлении заключенного в тюрьму определял по специальной методике и с учётом срока наказания дату, когда именно он может ходатайствовать о переводе в тюрьму открытого типа при условии выполнения всех требований. К этому моменту должны быть пройдены определённые социальные программы и снижены главные риски его преступления за счёт тех же социальных программ, работы и обучения – каждому выдавались листы, где всё было расписано – чем он будет заниматься… И если по прошествии времени  инспектор считал, что эти риски снижены, тогда заключённый мог попробовать обратиться с таким ходатайством к руководству тюрьмы. Это же касается и тех, кто осуждён на пожизненный срок.

– В масс-медиа иногда появляются сообщения о пожарах в тюремных камерах по вине заключённых, а кто тушит эти пожары?

– Пожарной команды в тюрьме нет, поэтому до приезда пожарных начинают их тушить сами работники, как и спасать из дыма-огня заключённого.

– И вам тоже доводилось это делать?

– Случалось и такое.

– Иногда мелькнёт и сообщение о самоубийствах заключенных?

– Попытки самоубийства чаще происходят, чем самоубийства.

– Причины, каковы они?

– Те же причины, что и в обычной жизни. Например, жена бросила. Или же неспособность справиться со стрессом, в связи с тюремным наказанием – сроком нахождения в заключении. 

– Вскользь в вашей речи прозвучало: «принимал решения о поощрениях и наказаниях заключённых». Поощрения – в какой-то мере здесь всё ясно (разрешаются свидания, выбор работы, которая больше нравится, возможность пойти учиться, куда хочется…), а что входило в наказания?

– Они тоже разные. В частности, выговор, лишение свиданий, карцер – самое жёсткое, самое суровое, но это за дисциплинарные нарушения, в случае же криминального дела – то этим занимались уже следователи…

– Что для вас было самым трудным в работе?

– Когда у заключённого что-то плохое случалось в жизни – и его надо было поддерживать в этот момент – например, умирал близкий человек.

– Даже на похороны ему не попасть?

– Не всегда, может и попасть. Вместе с охранниками. Но это взвешивается индивидуально, все факторы риска учитываются. Отпустить, не отпустить – здесь всё играет свою роль (как ведёт себя в тюрьме заключённый), что и учитывает руководство тюрьмы при принятии решения.

– Безусловно, нужны особые качества, чтобы работать на такой работе?

– В первую очередь, чувство эмпатии, бесстрашие, которое связано с осторожностью, корректность, связанная с трудолюбием, потому что работы на всех должностях очень много, а работников не хватает.

– Возраст осуждённых?

– Взрослое подразделение было с 18 лет и до… А детское – от 14 лет и до совершеннолетия. Через три года работы инспектором решил участвовать в конкурсе на должность главного специалиста детского подразделения, где содержатся несовершеннолетние заключённые.

– И участие в конкурсе оказалось успешным – поднялись на новую служебную ступеньку, получив новые погоны?

– (Улыбается.) Всё именно так и было. Детское подразделение – оно одно единственное в Эстонии, своего рода уникальное в тюремной службе – здесь находятся несовершеннолетние заключённые со всей страны, в том числе и островов. Располагается в отдельном здании на территории тюрьмы – чтобы исключить соприкосновение со взрослыми заключёнными. В какой-то мере и в этой должности занимался почти тем же, что и на предыдущей (хотя обязанностей стало больше), но  принимал несовершеннолетних осуждённых другой работник – инспектор, хотя при поступлении нового заключённого первым (как руководитель) разговаривал с ним я (а затем уже инспектор) и по короткой беседе оценивал – должен был определить риски и понять, в какое крыло здания его определить, чтобы оградить от заключенных, с которыми он не должен соприкасаться, например, из бывших молодёжных группировок, как и другими, совершившими более тяжкие преступления. Ведь все они осуждены по разным статьям, как и сроки заключения у всех разные.

– Разные, это сколько?

– Самый маленький срок – несколько месяцев, а самый большой – 10 лет,  максимальное наказание для несовершеннолетнего.

– Много ли 14-летних подростков-заключённых прошло через ваши руки?

– Очень мало, потому что  в стране сменилась политика наказания несовершеннолетних.

– Тогда, за что попадают в тюрьму дети-подростки?

– За более тяжкие преступления, направленные не против имущества, а против личности, например, какое-то причинение вреда здоровью человека. У всех были сложные судьбы. У кого-то плохое материальное положение в семье; у кого-то зависимости; у кого-то психические расстройства; у кого-то семья неблагополучная (пьяницы, наркоманы); у кого-то влияние группы сверстников – круг общения влияет.

– Ваше мнение: уберечь ребёнка от тюрьмы, что для этого надо – уделять больше внимания, почаще разговаривать по душам, любить его?

– Всё это нужно, но я придерживаюсь такой теории: криминал и преступления – это часть общества сейчас и в будущем. Как бы ни старались, как бы общество ни старалось, всё равно будут те – дети и взрослые, кто будет попадать туда по какой-то причине.

– Получается, тюрьма вечна?

– Да. У кого-то нет внутреннего стержня, мотивации или она слабая. Всё зависит от внутренней мотивации. Я считаю, если ребёнок или взрослый не может противостоять плохому влиянию группы; не может отказаться от зависимостей, а также и зарабатывать деньги законным путём, то (как бы общество само ни старалось) он может не справиться и попасть в тюрьму. И чем больше этих факторов, тем больше рисков попасть туда.

– В то же время, известны ли случаи преображения заключённого в стенах тюрьмы – смогли ли встать на правильный жизненный путь?

– Согласно истории Вируской тюрьмы, было и такое, как и всякое: кто-то возвращается обратно с новым сроком наказания, кто-то нет. Кто-то быстро возвращается, а кто-то через годы. Это зависит от самого человека и от его окружения. Я считаю, если человек сам всё переосмыслил, находясь в тюрьме, то у него должно получиться начать новую жизнь, несмотря ни на что. Всё зависит от самого человека, независимо от его возраста.

– Насколько мне известно, в декабре 2022 года вы удостоены звания «Лучший работник года», за какие именно достижения?

– Много было разных достижений, обо всех и не рассказать. Скажу коротко, в изменении структуры. Самое большое достижение, что нарушений в нашем подразделении (после моего прихода), стало меньше в разы, я бы сказал, в десятки, как показывает статистика.

– Как же удалось этого достичь?

– Я продвигал другой подход к несовершеннолетним заключённым, использовал более толерантные, лояльные и человеческие методы в отношении к ним – и они отвечали положительным отношением к нам. Например, нападения на охранников были не столь частые, не пререкались, не ругались с ними, не кричали на них – старались быть более вежливыми. Они ценили то, что я и моя команда делали для них.

– Разорваться сердцу – эти дети ничего хорошего в жизни не видели, взъерошенные, словно ёжики?

– Их можно сделать пушистыми. Почти всех. Надо к каждому найти индивидуальный подход – это самое главное. Понять, взяв время: кто перед тобой. И находить крючки, за которые можно мягко потянуть, ведь в глубине глубин они все хорошие.

– Старались с ними разговаривать, убеждать?

– По многу разговаривал, вместе с ними играл в игры, музыку слушал, занимался спортом на спортплощадке, танцы разучивал, танцевал, устраивал мероприятия для наших работников… Я ощущал себя (улыбается), словно вожатый в лагере. Но от этого всем было лучше – как я уже сказал: намного меньше стало нарушений.

– Откуда это в вас, современном молодом человеке, – такой мир, его истоки?

– Из семьи, от родителей. Оказал на меня большое влияние и мой дядя – он был прокурором – это от него в первую очередь всё, что связано с миром правосудия, возможно и поэтому, я пошёл учиться в академию: там было и право, и юриспруденция.

– Следствием такой работы стало очередное восхождение по карьерной лестнице?

– С 1 января 2023 года – новые погоны. Стал начальником по безопасности в этом, детском, подразделении. В какой-то мере, работа осталась та же самая, но ещё больше появилось обязанностей и сфера задач расширилась, за что я отвечал. Подписание документов и принятие решений стало более самостоятельным. Точнее, больше появилось начальнической работы. Объёмнее поле деятельности. Это была последняя ступенька служебной карьеры – с этой должности я ушёл из тюрьмы.

– В чём причина вашего увольнения по собственному желанию, если это, конечно, не тайна?

– Тайны нет. Не видел перспективы для себя, своего профессионального роста – так получилось, что почти за 8 лет работы в тюрьме достиг потолка в продвижении по служебной лестнице. Не ожидал, что вместе со своей командой достигну того, чего достиг за последние 4 года – положительные изменения, были очень быстрые шаги. Я понял, что и на этой должности сделал всё, что мог и даже больше. И не могу ещё что-то подобное придумать, – значит, надо что-то менять, да и хотелось попробовать себя в чём-то новом, другом – иной сфере. Причём, в моём возрасте (мне сегодня 28 лет) легче менять профессию, но мне хотелось, чтобы новая профессия была как-то связана с молодёжью – сказалась работа с несовершеннолетними заключенными.

– Но, по-видимому, оказали своё влияние и усталость, эмоциональное выгорание, ведь это такая трудная работа – быть всегда под напряжением, вечном стрессе – каждодневно видеть перед собой изломанные судьбы, да ещё их выправлять: каждый день отдавать-отдавать свою энергию, свою душу?

– Отстранённо, без эмоций, невозможно обойтись – ведь работаешь с людьми с непростой судьбой, каждый день они перед глазами. И, конечно же, негатив постепенно накапливается, поэтому после увольнения, не сразу стал искать новую работу, отдыхал, восстанавливался – путешествовал. И по Эстонии, и по другим странам.

– Напитавшись светом, решили принять участие в конкурсе на должность директора?

– Это было потом, а сначала кандидировал на социального педагога Кохтла-Ярвеской  Ярвеской основной школы. Проработав там 4 месяца,  понял: не хватает очень большой доли полной составляющей – это управления, несмотря на то, что работал с молодежью (чего хотел и о чём мечтал – это очень нравилось), и в марте уволился. В тюрьме я был на управляющей должности, и здесь мне этого очень-очень не хватало, так как не мог ничего самостоятельно решить, принять своё решение. Я там просто был – от меня ничего не зависело дальше. Именно принимать решения. Работа в тюрьме научила меня, стоя лицом к лицу, каждый день (он разный был, с разными сложными, непредсказуемыми, случаями – были, казалось бы, и невозможные ситуации) нужно было в критических ситуациях критически быстро принимать решения, и когда я в школе вообще никаких решений не принимал – было скучно. Там я просто беседовал с детьми, занимался с ними, играл в настольные игры – так же, как и в тюрьме, выправлял их души, находя выход из создавшихся негативных ситуаций. Но своей команды у меня не было. Мне нужна команда, как это есть сейчас, на данном месте работы. Именно в марте я увидел в Интернете объявление о проходящем конкурсе на должность директора Дома творчества школьников и сразу понял, было внутреннее ощущение: это для меня. В тот же вечер, когда увидел это объявление, отправил длинное мотивационное письмо, со своим СV. Когда узнал, что оказался победителем конкурса (было 7 участников), – это была радость для меня: готов был приступить к работе в тот же день.

– Возможно, могли же и уехать куда-то на постоянное место жительства?

– Была возможность уехать в Таллинн, Но Кохтла-Ярве – мой родной город и я хочу жить здесь. Что-то хорошее сделать для него.

– Вероятно, жизненная дорога привела вас сюда (с учётом видения двух противоположных детских миров – в тюрьме и Доме творчества) далеко не случайно, а со своеобразной миссией:  наставлять детей на  истинный, правильный путь, оградив от попадания за решётку, как и исходя из того, что сегодня – это дети, а завтра – взрослые, народ, будущее страны?

– Может, так оно и есть. Но здесь другие дети, хотя и эти дети могут свернуть не на тот путь – так что надо не устранять последствия, как это есть в тюрьме, а предупреждать: оберегать, побуждать к хорошему – светлому миру – здесь. Согласно опыту работы в тюрьме, вижу, что дети заняты здесь любимым делом, – следовательно, риск, что они пойдут не по той дороге, не по правильной дороге, он близок к нулю, сравнивая с теми, кто в своих группах употребляет где-то на улицах запретные вещества и ничем полезным не занят. Доказано разными теориями и статистикой: чем больше ребёнок занят тем, чем он хочет сам заниматься (его время этим наполнено), тем больше вероятность,  что он будет успешным и в дальнейшей жизни. 

– Эта работа тоже дарит вам две дороги для реализации не только ваших знаний, всего вашего существа, – та же работа с детьми и руководящая – сможете принимать решения, вносить изменения-корректировки: что-то от вас зависит?

– Я бы сказал, три. Я творческий человек. Учился в музыкальной школе (по классу фортепиано и аккордеона), занимался танцами, карате, гимнастикой, плаванием. И, находясь теперь в Доме творчества, этой сфере, что-то понимаю в той же музыке, в тех же танцах, – мне это интересно. Мне нравится, что в действующих 18 кружках дети могут получить разностороннее развитие, и я вижу, что каждый ребенок (у нас более 300 детей) смог себя найти в каком-то из кружков.

– Если итожить, это ваш мир, вы попали в свой мир?

– Да. Эти три составляющих сошлись здесь воедино. Планирую продолжить своё образование далее – получить степень  магистра (направление ещё точно не выбрал, скорее всего, – социальное), но не в этом году, потому что сейчас очень большой объём работы.

– Сарафанное радио донесло, что вы – мастер у плиты: очень хорошо готовите?

– (Улыбается.) Этому я ещё в детстве научился – своего рода хобби. Особенно нравилось заниматься выпечкой – булочки,  блины, оладьи, сырники…

– Самое любимое блюдо, которое любите вкушать?

– Блины. Со всеми начинками – и солёными, и сладкими. Как и вообще всё сладкое: тортики, булочки, пирожные, но торты, пирожные – всё же сам не пеку.

– А готовить?

– Мясо, запечённое в духовке.

– На другие хобби время остаётся?

– Занимаюсь спортом: у меня дома есть спортзал – целая комната с разными тренажёрами. До сих пор не изменяю своему детскому увлечению – плаванию, не только в бассейне, но сейчас, летом, и в открытых водоёмах. Увлекаюсь музыкой. Люблю прогулки на природе, подышать свежим воздухом, как и путешествовать, в том числе и просто на машине. Предпочитаю активный отдых. Хотя и посидеть в кресле у телевизора – это тоже отдых для меня, но в меру, не часами подряд. Хочу всё успевать за сутки. Живу, стараюсь, чтобы каждый день был чем-то насыщен. Встречи с друзьями, родителями, знакомыми – всем уделить время – и чтобы самому было комфортно. Главное – быть в правильной сфере и с правильными людьми. Хочется всем дарить позитив. И самому, конечно, быть позитивным.

–  По-вашему, Дом творчества для детей –  что это такое?

– Второй дом. Светлый мир: интересно и с пользой – познавательно  провести время, обрести какие-то знания и навыки, а, возможно, даже открыть для себя будущую профессию, её истоки. Мне всегда приятно видеть, как дети бегут в Дом творчества перед уроком. Но не потому, что опаздывают, а просто хотят побыстрее сюда прийти.

 – Хотя и тюрьма для детей – это тоже в какой-то мере второй дом?

– Но это противоположный принудительный дом. Те дети – 100% – его не выбирают: попадают туда по обстоятельствам. Они могут подозревать, что это произойдёт, но в тюрьме мало кто хочет оказаться… Чем больше будет детей в этом доме, Доме творчества, чем будет здесь светлее, комфортнее, тем меньше будет в том доме, тюремном.

– Специалисты, как и статистика, утверждают, что обычно дети приобщаются к плохому, совершают правонарушения именно летом, на каникулах, от безделья. Вот и двери  Дома творчества на замке, что совершенно не логично: у детей море свободного времени – прекрасная возможность по полной занять их полезным делом?  

– Таков закон. Дом творчества – это школа по интересам – работает по государственной программе, откуда также исходит, сколько длится учёба и сколько каникулы. Примерно всё, как и в общеобразовательной школе. И на этот каникулярный период родители ищут какую-то альтернативу полезному времяпрепровождению. Я не вижу в этом актуальной проблемы.

– И в завершение, согласно пресловутому: новая метла метёт по-новому. И вы тоже? 

– Я пришёл сюда, чтобы сохранить годами сложившиеся-выстроенные традиции, тёплую атмосферу, радость этого Дома – всё востребованное, но и с целью осовременивания – внести новшества, учитывая интересы и желания детей. Когда работал в школе, собрал очень много идей: что молодёжь хотела бы видеть в нашем городе. Теперь думаю, как эти идеи реализовать: в этом году уже не удастся, так как бюджет был запланирован в прошлом году, то есть, сейчас живём по тому бюджету. Одной из моих основных задач было внедрить в рабочие отношения эстонский язык. Я сразу сказал, что теперь будем проводить все педсоветы, все собрания на двух языках – не только на русском, но и на эстонском. Как и все мои письма в первую очередь идут на эстонском языке, потом более важные моменты озвучиваю на русском языке. Время, закон, требует – мы обязаны знать государственный язык. Закрывать ничего в новом учебном году не собираемся, наоборот, есть желающие открыть новые кружки – эти проекты сейчас на рассмотрении в горуправе: Дом творчества должен развиваться и далее. Здесь есть большие возможности для развития – ещё более успешной, насыщенной его жизни.

Антонина Васькина